Я не ценил соседку Феню за неприметную красу.
Но Феня превратилась в фею, когда явилась мне в лесу.
Не выбрал до сих пор жены я. И вдруг не в городе, а за
влюбился в локоны живые и в родниковые глаза.
Тревожат в пункте населённом огни машин и шорох шин.
Тянуло нас к полям зелёным, где все тропинки хороши.
Остались позади заводы и трубы в дымных париках.
Что за растенья! Что за воды! Какая тишь на берегах!
Здесь, на просторе, мать-природа нас умиляет и бодрит.
Как сладок запах… углерода! Как освежающ… ангидрит!
Аукнешь — тут же эхо вторит. Куда ни глянь — цветов набор.
А воздух ароматно-фторист. И пьяно-хлорист хладный бор.
Здесь лис живых искать не надо, зато до пажити ржаной
к нам «лисий хвост» от комбината тянулся пышной рыжиной.
Устанешь от служебной лямки: бумаги, лифты, этажи…
А тут — блаженствуй на полянке, свинцовой окисью дыши.
По рощам, газами продутым, бродили мы в руке рука,
и радужным нефтепродуктом сияла сонная река.
Журчал поток на перекатах. А мы смывали зной дневной,
купаясь в ядохимикатах, играя фосфорной волной.
Ох, эти окиси и закиси! Свершил я в жизни поворот:
соединился с милой в ЗАГСе, как с кислородом водород.
Теперь мы с ней, отставив ужин, уходим в лес, как в цех родной.
Она — с хлорированным мужем, я — с газированной женой.
Всё для ухи с собой везу я. Макрорус сварим над огнём…
«Наш комбинат дымней Везувья», — бывает шутим мы о нём.
Не знаем в отдыхе загвоздок, нас не тревожит птичий крик.
Не химик злится: «Что за воздух?» — а химик дышит: он привык!